властию …». Наше недоумение переходит в возмущение, когда мы, наконец, начинаем понимать, как Пушкин обосновывал это свое утверждение. Он совершает обыкновенный подлог, недостойный человека, приводя в качестве доказательства цитату из «Путешествия …», изменив ее смысл на противоположный почти незаметной корректировкой. То, как он это сделал, достойно того, чтобы описать. Двумя абзацами выше мы приводили цитату из «Путешествия …», которая являлась риторическим вопросом: «И мы не почтем Ломоносова …». Пушкин убрал в конце этого предложения знак вопроса, из-за чего риторический вопрос превратился в утвердительное предложение с противоположным смыслом, на основании которого Пушкин затем сделал свои нелепые выводы.
В своих статьях Пушкин предстает перед нами, как ярый защитник крепостного права. Давайте сначала вспомним, что такое крепостное право в России; сторонником какой, на самом деле, дикости является Пушкин. Ключевский В.О. писал, что в Российской империи «образовался худший вид крепостной неволи, какой знала Европа, - прикрепление не к земле, как было на Западе, даже не к состоянию, как было у нас в эпоху Уложения, а к лицу владельца, то есть к чистому произволу». И далее он же продолжает: «К середине 18-ого столетия почти три четверти всего населения Российской империи, около 73% по данным второй ревизии, было отдано правительством в хозяйственное и судебно-полицейское распоряжение частных лиц ». Закон ни одним словом или намеком не определял норм хозяйственных взаимоотношений помещика и крестьянина – ни вида, ни размеров повинностей, оставляя все исключительно на усмотрение господина. Не разъяснялось также, насколько крестьянин может считаться собственником своего личного имущества, или оно целиком принадлежит помещику. Это умолчание несло в себе страшное значение – превращало живых русских крестьян в простую материальную часть помещичьей собственности. Закон не только разрешал телесные наказания, но и предоставлял помещику самостоятельно определять степень наказания крепостных, что фактически было равнозначно праву смертной казни своих слуг. Русские крестьяне становятся живым товаром, которым могут торговать на рынках, не обращая внимания на семейные отношения продаваемых. Любые попытки крестьян пожаловаться на невыносимые притеснения со стороны владельцев согласно законам Российской империи подлежали наказанию, как бунт, и с «бунтовщиками» поступали соответственно законным предписаниям.