Гельвеций мог сделаться любимцем молодых людей, пылких и чувствительных, если бы мы, по несчастию, не знали, как соблазнительны для развивающихся умов мысли и правила новые, отвергаемые законом и преданиями». В конце статьи «Александр Радищев» Пушкин делает заключение: «В Радищеве отразилась вся французская философия 18-ого века: скептицизм Вольтера, филантропия Руссо, политический цинизм Дидрота и Реналя; но все в нескладном, искаженном виде, как все предметы криво отражаются в кривом зеркале. Он есть истинный представитель полупросвещения. Невежественное презрение ко всему прошедшему, слабоумное изумление перед своим веком, слепое пристрастие к новизне, частные поверхностные сведения, наобум приноровленные ко всему, - вот что мы видим в Радищеве». Должна заметить, что заключение, которое сделал Пушкин, из текста его статьи не следует. Он не обосновал и даже не пояснил ни одного пункта своего заключения. Именно поэтому статья о Радищеве есть обыкновенный пасквиль человека, который пишет все, что где-то слышал или, в худшем случае, что придет в не слишком образованную голову, не утруждая себя доказательствами. Возникает вполне естественно вопрос: а способен ли Пушкин вообще что-то доказывать, что не относится непосредственно к поэзии, ведь никогда до этого он этим не занимался?
О философии, к которой склонен был Пушкин, мы уже говорили ранее. В статье «Мысли на дороге» он подтверждает: «Философия немецкая, которая нашла в Москве, может быть, слишком много молодых последователей, кажется, начинает уступать духу более практичному. Тем не менее, влияние ее было благотворно: оно спасло нашу молодежь от холодного скептицизма французской философии и удалило ее от упоительных мечтаний, которые имели столь ужасное влияние на лучший цвет предшествующего поколения!» В высказываниях Пушкина на философские темы сквозит его явный дилетантизм в этой области, он достаточно поверхностен, но при этом не испытывает и грамма сомнения в своей безукоризненности. «Нам уже слишком известна французская философия 18-го столетия, она рассмотрена со всех сторон и оценена», - говорит он. Оценена она, конечно же, была не Пушкиным. Он, как и ранее, чутко улавливал модные течения в обществе и следовал им. Такой уж это был человек. А модным в то время было литературно-философское «Общество любомудрия», которое дистанцировалось от французских просветителей и подчеркивало свою приверженность немецкому идеализму, главным образом, философии Шеллинга.