Память о Пугачеве

Гнев ты копила сурово и долго,
Русь-атаман, подпоясанный Волгой.
Рать гулевая объяла Урал,
Крепко он, каменный, Русь подпирал.

Был атаман красотой восхищен,
Встал перед озером тих и смущен.
Дай ты мне, озеро, вольность свою,
А за ценою я не постою.

(Из легенды об озере Тургояк)

21 января 1775 года погиб в Москве на Болотной площади человек, в течение трёх лет наводивший ужас на «благородное» сословие. Для них он – чудовище, «адское млеко», которому, как выразился придворный поэт Сумароков «казни нет достойнее на свете». Ещё бы, ведь дворянин-стихоплёт прекрасно понимал, что доберись Пугачёв до его дома, пришлось бы ему самому спешно переодеваться в мужицкое платье и умолять своих же забитых, жаждущих возмездия и свободы, крепостных о пощаде, как делали многие помещики во время великой крестьянской войны.

А канцелярские крысы так перестарались в стремлении угодить начальникам, что в правительственных декларациях однажды нарекли Пугачёва «лжесамозванцем», то есть фактически царём.

В это же время горнозаводской Урал скорбел по своему надёже-атаману:

«Емельян ты наш, родной батюшка!
На кого ты нас покинул.
Красно солнышко закатилось…»

Восстание ещё не скоро потухнет, «ворон» крестьянской войны ещё долго будет летать над Россией. Но даже подавленный бунт дал свои плоды. «Заработная плата на уральских заводах выросла вдвое после восстания. Это выводы историков и экономистов. Если бы не 1773-1774 годы, то, конечно, не стали бы уступать», - пишет