истории, они не имели даже никакой ясной программы. Политические настроения общества оглушили Пушкина звоном громких фраз, легковесных острот, банальных повторений того, что смутно доносилось с запада. Пушкин не мог не поддаться этим новым веяниям, так как это было в его правилах: повторять модные идеи, витавшие в обществе, без проникновения в их содержание. Более того, у него не было ни попыток, ни даже просто желания понять суть происходящего. Приученный с детства к тому, что главным является впечатление, которое ты производишь на окружающих, а не собственное содержание, не развили в нем способности к анализу и логике.
Знаменитая ода «Вольность», написанная в начале июля 1819 года, очевидно того же происхождения: есть следствие плохо осознанного «случайного» вдохновения. Об этом говорит то, что все, близко знавшие поэта, его политические убеждения оценивали невысоко. По этой же причине его друзья-декабристы не доверяли серьезности его убеждений и не включили его в свой круг. И они были правы – в этом человеке не было ничего серьезного за исключением любви к «чистой поэзии» и непревзойденного мнения о себе. Не имея собственных убеждений, Пушкин в критический момент, когда наступило время отвечать за свое «вольное стихотворство», растерялся и испугался, что дало повод Карамзину не без оттенка легкого презрения говорить о душевном либерализме тогдашней молодежи. Вот почему, значительно позднее, в декабре 1825 года, когда Пушкин не без колебаний решился самовольно ехать в столицу, чтобы встать в ряды мятежников, достаточным оказалось, при выезде из деревни, встретить неблагоприятные приметы, чтобы вернуться обратно. Понятие «Свобода», к которой он призывал в своих стихотворениях, было для него только красивым и привлекательным словом в стихотворении, но столь же бессмысленным и пустым в жизни.
Тем не менее, все эти либеральные эпиграммы, эти вольнолюбивые стихи были в свое время очень популярны. Вот что писал о причинах популярности профессор Сиповский В.В.: «Впрочем, нетрудно заметить, что его шумный разгул и крикливое либеральничанье были вызваны не только способностью увлекаться настроениями, но в такой же мере и желанием выдвинуться, обратить на себя общее внимание: он, по собственному признанию, слишком рано «полюбил рукоплескания»; однажды, на упреки родителей в излишней распущенности, он просто ответил: «Без шума никто не выходил из толпы». Итак, с одной стороны самовозвеличиванье и презрение к толпе,